Давайте оценим объемы произошедшего кризиса. По сравнению с показателями марта 2007 в марте 2009 курсы акций мировых банков упали в среднем на 75%, суммарная рыночная стоимость компаний сократилась приблизительно на 5 триллионов долларов США. В Великобритании курсы акций банков упали на 80 процентов. Вместе с падением стоимости активов, финансовые потери компаний составили 25 триллионов $, что составляет почти 45 процентов от ВВП страны. Столь крупное снижение стоимости активов в США и Великобритании было отмечено только во времена Великой Депрессии. Размер непосредственной финансовой помощи, оказанной капиталистическими государствами своим банковским системам, эквивалентен четверти ВВП. В США и Великобритании этот показатель приблизился к трем четвертям внутреннего валового продукта этих стран.
Антикризисные меры, предпринятые капиталистическими государствами, восстановили существенно пошатнувшееся финансовое положение банков, но не стимулировали рост экономики. Банки были в состоянии увеличить свою прибыль за счет внешнего капитала, но они никак не могли повлиять на экономический рост.
Проанализировав данные роста размера государственного долга можно без труда сделать вывод о том, сколько придется заплатить рабочему классу за эти антикризисные меры.

РЕВОЛЮЦИОННАЯ СИТУАЦИЯ?

По прогнозу Международного валютного фонда в 67 странах мира государственный долг по отношению к ВВП возрастет с 80 процентов в 2007 до 125 процентов к 2014, а в Великобритании и США вообще удвоится. В странах ОЭСР финансовый баланс за прошлые три ода сместился 20-30 квантилей от ВВП. По данным недавнего исследования, проведенного Bank for International Settlements, если существующие тенденции продолжаются в следующем десятилетии государственный долг по отношению к ВВП, достигнет 300 процентов в Японии, 200 процентов в Великобритании, 150 процентов во Франции, Ирландии, Италии и США.
Теперь давайте перейдем к влиянию этих данных на мировую экономику в ближайшей перспективе. Последствия финансового кризиса видны невооруженным глазом.
Все государственные расходы, такие как расходы на социальные службы, здравоохранение, образование и т.д. в конечном счете, осуществляются за счет прибавочной стоимости. Сокращение социальных расходов, которое теперь будет проводиться капиталистическими правительствами по всему миру, вместе с притеснением трудящихся, как класса, являются единственным средством, с помощью которого капиталистические государства будут восполнять пробелы в прибавочной стоимости, появившиеся в результате оказания помощи банкам и финансовым учреждениям.

Этот процесс создает объективные предпосылки для начала нового периода революционной борьбы. На этот раз капитализм уже не сможет отвести от себя удар, так как не умеет какой-либо новой технологии или источника дешевой рабочей силы, за счет которых он сможет накачать громадное количество прибавочной стоимости в экономику, чтобы обеспечить средства уже переданные банкам. Короче говоря, у нас есть реальные, хоть и только развивающиеся условия для начала социальной революции.

Капиталистическое правительство не может продолжать управлять старым способом, а рабочий класс не хочет жить под новым режимом. (Так у автора - прим. переводчика)
Проведенный нами анализ экономических предпосылок кризиса имеет очень важное политическое значение. Объективная причина классовой борьбы с капитализмом - конфликт между буржуазией и рабочим классом по поводу прибавочной стоимости, извлекаемой за счет трудящихся в процессе капиталистического производства. На сегодняшний день, у нас нет конфликта между представителями различных групп рабочих и различных групп капиталистического класса, так как он подавляется капиталистическими правительствами.

Само капиталистическое государство выступило в роли исполнительного комитета буржуазии, в частности ее привилегированный класс − финансисты, чтобы извлечь прибавочную стоимость, или, точнее говоря, для того, чтобы повторно приспособить прибавочную стоимость, которая была ассигнована на социальные нужды. Это означает, что политическое противостояние неизбежно начнется, на повестке дня будет вопрос о новой политической власти. Рабочие уже начали борьбу, пусть даже чтобы просто защитить свои самые элементарные социальные права, с самого начала эта борьба была нацелена против капиталистического государства, которое использовало денежные ресурсы, чтобы финансировать спасение своих банков.

КРИЗИС В ГРЕЦИИ

Именно в рамках этой теории мы должны рассматривать ситуацию в Греции. МКЧИ уверен, греческий кризис, начавшийся 17 марта 2010 г − это начало новой стадии глобального экономического кризиса. Жесткой финансовая политика правительства Папандреу пытающегося компенсировать прибавочную стоимость дополнительными налогами и сокращением социальных расходов - это первый этап массированного выступления против рабочего класса, которое будет проводиться всеми капиталистическими странами.

Правительство Папандреу, в чьих финансовых интересах проводилась эта акция, было бы бессильно без латентной поддержки различных греческих профсоюзных организаций. Очень важно, что события в Греции подтвердили результаты нашего анализа деятельности экс-радикальных и псевдолевых организаций. Они изображают из себя ярых противников сокращений рабочих мест и социальных расходов, и, в то же время, настаивают на том, что единство левых и рабочего класса так же как борьба с угнетателями должны целиком координироваться профсоюзами. Вот только профсоюзы в свою очередь считают, что рабочий класс должен подчиняться правительству.
Борьба против сокращений может быть успешной только в том случае если она идет вразрез с политическим курсом таких профсоюзов. Кроме того бороться с мерами предложенными правительством Папандреу для спасения капитала можно было только непосредственно затрагивая вопрос легитимности власти и реорганизации всей экономики на социалистической основе. Мобилизовав для этого рабочий класс для достижения этой цели не только в Греции и Европе, но и во всем мире.

Еще один очень важный аспект ситуации в Греции.

Крах предыдущего способа накопления выносит на повестку дня не только реструктуризацию классовых отношений – что можно назвать вертикальными отношениями капиталистической системы, но и отношений между главными капиталистическими державами – горизонтальные отношения.

Эту ситуацию необходимо рассматривать в ее историческом контексте. Проект унификации Европы под знаменами капитализма достиг своего предела.

ЕС возник в результате ряда мероприятий, проведенных после Второй Мировой Войны, для того чтобы гарантировать подъем немецкой экономики на фоне прогресса всей европейской экономики и чтобы конфликты между Францией и Германией, возникавшие трижды в течение семи десятилетий не повторились. Фундаментом экономической интеграции стало Европейское Объединение угля и стали – ассоциация, учрежденная Западной Германией, Францией, Италией и тремя государствами Бенилюкса в 1951 году в Париже. В 1957 году, в Риме, был подписан еще один договор об образовании общего рынка.

В ответ на Бреттон-Вудское соглашение в начале 1970-х был предпринят ряд безуспешных пыток по созданию единой европейской валюты.
Этот вопрос вновь стал актуален после распада Советского Союза и окончания холодной войны. Холодная война, и, как следствие, разделение Европы играли решающую роль для буржуазии, потому что это помогло ей в решении «немецкой проблемы». Разделенная Германия была блокирована от расширения на восток. Падение Берлинской стены и перспектива немецкого воссоединения заставили дрожать всю Европу. Тэтчер и Миттеран были настроены против объединенной Германии, боясь последствий укрепления ее экономической и политической власти. Тэтчер сказала: «Мы дважды победили в войне с ними, а теперь они вновь набирают силу». Она, несомненно, убеждала Горбачева не упоминать о ее мнении по поводу этого вопроса и гарантировать, что Германия останется разделенной.
Великобритания и Франция, в свою очередь, были неспособны предотвратить воссоединение, но им, однако удалось заключить ряд соглашений, которые если и не могли сдержать Германию, то, по крайней мере, гарантировали, что ее развитие будет зависеть от развития Европы в целом. Эти договоры и легли в основу Маастрихтского договора, согласно которому евро было определено как единая валюта Европы. Одной из причин ее создания была потребность создать альтернативу доллару США. Экономическим базисом евро стало согласие Германии отказаться от своей валюты и обеспечить поддержку проекта, при условии, что суммарный объем валют европейских государств будет сохраняться в определенных постоянных пределах. Только это гарантировало евро силу. Но по прошествии немногим более десяти лет договоренность начала нарушаться. Когда пришел финансовый кризис 2008, противоречия были уже очевидны.

Немецкая модель ЕС, как отмечают большинство обозревателей, особенно "Файнэншл Таймс", попросту не жизнеспособна. Согласно этой модели все страны еврозоны должны сократить свои дефициты, улучшить производительность и увеличить международную конкурентоспособность. В своей статье от 30 марта Martin Wolf(Мартин Вульф) пишет: «Херман ван Ромпей, президент ЕС, заявил: «Мы хотим успокоить всех владельцев греческих облигаций, тем, что Евросоюз не позволит Греции обанкротиться» Существует только два способа выполнить эти обязательства: либо каждый из участников выпишет открытый чек в пользу нуждающейся стороны, либо возьмут под контроль государственные финансы (равно как и правительство) сбившегося с пути участника. Германия никогда не позволит первого, а политика − второго, особенно в крупных странах. Таким образом, утверждение Хермана ван Ромпея выглядит абсурдно.
Теперь взглянем еще на один важный пункт его речи. Из заявления также следовало, что «текущая ситуация демонстрирует потребность в укреплении и дополнении существующей структуры, чтобы гарантировать устойчивое финансовое развитие в еврозоне и увеличить ее жизнеспособность во времена кризисов. В будущем должны будем модернизировать и улучшить механизмы контроля экономических и бюджетных рисков, и инструменты их предотвращения, включая предотвращение возникновения чрезмерного дефицита."

Основная идея состоит в том, что ослабление финансовых позиций периферийных стран отражает нехватку финансовых отраслей. Это верно для Греции и, в меньшей степени, Португалии. Но Ирландия и Испания, которые имели, казалось бы, твердые как камень финансовые позиции, тоже оказались втянуты в кризис и причиной тому стал дефицит частного сектора экономики. Так как проблема была в частном, а не социальном секторе, контроль должен сосредоточиться не только на общественном, но и на частном».

Мыльный пузырь активов и кредитной экспансии частного сектора в периферийных странах ЕС был зеркальным отражением отсутствия спроса в ядре еврозоны. Финансовая политика Европейского центрального банка создала более или менее адекватный темп роста повсеместного спроса. Для того чтобы докопаться до сути сегодняшних финансовых катастроф, мы должны понимать что они были в конечном счете результатом уверенности в относительно гибкой валютной политике, проводимой чтобы компенсировать недостаточный рост спроса в ядре еврозоны и прежде всего в Германии.
На самом деле желание вести дискуссию по поводу внутреннего дисбаланса и спроса в еврозоне существует не только у высшего германского руководства. Пока эта проблема существует перспектива «усовершенствованной экономической координации», упомянутой в заявлении Совета ровна нулю. Еще хуже то, что Германия желает видеть реальные шаги ее партнеров к сокращению дефицитов бюджетов. Экономика еврозоны − вторая по величине экономика в мире, в таком случае вплотную подошла бы к тому, чтобы стать «большой Германией», с хроническим слабым внутренним спросом. Германия и другие подобные экономические системы могли бы найти выход из ситуации с помощью увеличения экспорта в развивающиеся страны. Для ее более слабых партнеров, особенно обремененных неконкурентоспособными расходами, в лучшем случае результатом были бы годы застоя. Это и есть хваленая «стабильность»?

В проекте валютного союза есть много противоречий. Это не легкий способ разрешить греческий кризис. Но главная проблема в том, что ЕС не сможет сделать того, чего хочет Германия. Еврозона может стать «немецкой» только если будет экспортировать избыточный спрос или крупные отрасли своей экономики в затяжную рецессию, а вероятнее всего делая и то и другое. Германия может быть Германией только потому, что остальные не могут. Если бы вся еврозона стала Германией, то я не могу представить, как бы она функционировала.
Очевидно, что Германия в скором времени найдет свой путь выхода из кризиса, но она не сможет заставить Евросоюз преуспеть, следуя за ней. Огромные дефициты бюджета − признак кризиса, а не его причина. Есть ли вообще оптимальный способ решения возникшей дилеммы? На мой взгляд, нет. И это реально пугает.
Чего требует Германия? Экономически сильную Европу. Но это оказывается невозможным на основе федерации. Это напоминает позицию Гитлера, изложенную в его неопубликованной, так называемой, Второй Книге. В ней он писал, что Европа должна быть единой, чтобы бросить экономический вызов США. Но она должна была быть объединена не как некая федерация. Это надо было сделать определенным способом, каким Рим создавал свою империю или каким Пруссия создавала объединенную Германию, то есть имперский проект.
Если взглянуть на проблему без учета греческого кризиса и Европы, можно задать вопрос: как изменились взаимоотношения между крупными капиталистическими государствами с начала кризиса? Объединились ли они перед лицом общей угрозы, или мы увидели обострение старых конфликтов и скрытой вражды? В отношении Европы ответ очевиден.

В мировом масштабе, несмотря на создание G−20, к которой в последнее время, не очень-то прислушиваются, напряжение, если не сказать враждебность, растет. Это было хорошо заметно в конце прошлого года в Копенгагене на примере обостряющихся экономических противоречий между Китаем и США. Не дожидаясь окончательного решения по поводу того решит ли Китай стать валютным манипулятором, разногласия усиливались. И в китайском вопросе администрация Обамы будет требовать от союзников стать оппозицией Китаю.

Перевод Константина Кабакова