На уровне метафорического восприятия русского народа возникает образ мангровых зарослей с их масштабностью и сложной системой переплетения, свидетельствующей о тропическом происхождении.

Русские - это тропический народ, который оказался в холодной стране. Тропический, по причине своей идиосинкразии к морозу, ненависти к смене сезонов и просто к любым изменениям. В этом его наказание на земле, которую он должен охранять, чтобы его снова не захватили. Постоянное желаниеие вернуться в прошлое к своим хтоническим истокам по пути, который всеми забыт, - этот утраченный путь и является наследием, той мерой реальности, рождающей бесконечное и бездонное чувство ностальгии и утраты чего-то дорого. ( Есть такое ощущение, что русские стремятся к своей таинственной цели.)

Структура мангровых зарослей (её разнообразие и диверсифицированность) в своей дарвинистской социальной экзистенции ведёт войну с линеарностью. Эта экзистенция русского народа пульсирует в пространстве относительно беспорядочного и непроходимого леса. В контексте механики небольшого импульса это пространство рождает живописные решения, где всё имеет в себе эстетку очарования и трагедии. Экзистенция русского народа - вовсе не номадистская и земля не отвергала этот народ. Климат изменился, и он остался, как-то особенно связанный с землёй-матерью.

Народ, который организует себя в пространстве, безграничном пространстве, расположенным между скукой и безумием. И довольно радикально. В широте пространства растворяется чувство государства, которое превращается в чувство мира. Европейцы привыкли видеть границы своей страны, для русских же чувство страны растворяется в её же просторах. На русских много сильнее влияет природа, которая давлеет над всем. Здесь меньше, чем в других местах можно поверить в управление человеком природой. Что бы мог об этом сказать, умеренный как его климат человек, любитель уютной маленькой эстетики, которая создает разнообразные и никогда одинаковые пространства, где граница видна невооруженным взглядом, где неизменно существует структурированный континуум творения? В этой открытой "недосвязанной" глобальности, становятся незначимыми ни чувство широты, которое является первоначальный источником чувств абсолюта и экстрима, ни чувство ограниченности, в свою очередь служащего истоком ощущения провинциальности и скрупулёзности. Ощущение широты и ограниченности, наоборот, проявляются в политике и религии. И в нас.

Мороз заставляет человека сотрудничать, тепло порождает индивидуализм. Русские стремятся уехать за границу, когда в России становится холодно . Когда русский человек в холодный период уезжает в теплые страны, он в каком -то смысле предает общественные связи со своими соотечественниками, но несмотря ни на что он никогда не предаст свою землю. Украинцы, молдаване, румыны, живущие за границей, часто встречаются друг с другом, даже создают свои землячества и общины, русские же остаются в своей индивидуальной клетке и очень редко встречаются и стараются поменьше общаться. Можно сказать, что русские в отсутствии традиционной причины своего сплочения (мороз) проявляют особую заботу о своём индивидуализме и эго.

Мне не раз приходилось замечать, какое-то болезненное пристрастие русских людей манипулировать образами реальности. В советские времена эти манипуляции были связанны с образом социальной утопии, современные русские с помощью такой манипуляции избегают любой личной ответственности. Если ты заказываешь бифштекс с картошкой, тебе принесут лосось с пюре, и объяснят, что виноват ты, а не официант; в любой точке земного шара, где работают русские официанты. Если параметры коммерческих договоренностей, которые долго обсуждались, вдруг радикально изменятся, ты можешь быть уверен, что вина твоя: не правильно понял, или понял не так, или не то. Или ты сумасшедший.

Представления иностранцев о русском modus operandi, происходит ещё от давнишних чтений Гоголя и подтверждается многими русскими, которые живут за границей. Национальный характер с его хаотичностью и поэтической склонностью к чрезмерности и трагичности, с какой-то колоссальностью масштабов, которая не оставляет надежду скрупулезности и часто теряется в почти бесконечной панораме русского горизонта. Горизонт, находится так далеко, что многие перестали на него смотреть, соотнося собственную дальнозоркость с жизнью, обновляемой ежедневно. Этот народ словно бы потерял свои корни и бродит без цели в этой бесконечности. И именно так думают многие европейцы - советский период уничтожил все традиции и погасил чувство красоты у людей, уничтожил то, чем была Россия (Достоевский & Толстой) и оставил после себя пустоту и аннигилированный народ. Очевидно, что большинство европейцев в этом абсолютно уверены из-за многих десятилетий антисоветской пропаганды, которая не позволяла узнать нам о России ничего, кроме недосказанной правды и лжи. Лжи, которая остается под кожей, обмана, который иногда циклично возвращается в соответствии с международной ситуацией. Все эти представления формировались ещё в 80-е годы, когда любая поездка в Россию из западного блока воспринималась, как путешествие на Марс. Народ, в том числе, интеллигенция во всё верили, как дети в театре марионеток.

У каждого настоящего европейца внутри есть свой русский, который создаёт целую страну и подсказывает её историю. В основе были Достоевский & Толстой. Потом появились русские аристократы и интеллигенты, сбежавшие от большевистского режима. После падения СССР стали приезжать проститутки (какое разочарование!). Потом стали приезжать семьи из маленьких городов и деревень. Наконец, в заключение в Европе появились новые богатые - "Петровичи -путешественники" с их типологической иконографией из яхт, ящиков водки и банальной dolce vita. Между первым рядом (белой эмиграции) и вторым (проститутки) появлялись метеориты - сложные и значительные, которые оставляли в местах куда они падали знак своей русскости.

Многие европейцы не могут соединить в своём сознании гетерогенные группы русских и путаются в различных противоречивых шаблонах. А кто-то создал немодифицированный миф на основе только одной категории или одного человека, с кем он имел дело. Поэтому важное значение имеет личный опыт, побеждающий аналитический и объективный анализ, который никогда не покидает людей с широким кругозором. Так, средний итальянец считает русских женщин женщинами легкого поведения. В отличие от итальянок, которые считаются женщинами тяжёлого поведения. С другой стороны, все представления, касающиеся русских мужчин формируются на основе столкновений с богатыми и хамоватыми туристами с малых рублевок неизвестных городов. Но не перевелись ещё и европейцы, чьё сознание находится в рамках мифа России Достоевского & Толстого, мечтающие о зимней идиллии в деревянной избушке с бабушками, заплаточенным и засарафаняными , которые нараспев читают сказки. Они уверенны, что все русские немножко поэты, и их большое количеством иллюзий заставляет искать в каждом среднестатистическом русском из провинции жителя старой Москвы Толстого или/и петербургских дворов Достоевского.

Есть и европейцы, которые воспринимают русских как тех, кто пожертвовал себя для нас всех, для всего человечества - т.е. впервые осуществил то, о чём половина Европы мечтала (а потом обнаружили, что не только Европа), - но никто не хотел бы взять на себя ответственность и реализовать первым. Такой жертвой была революция, а потом Советский Союз.

"Железный занавес" был таким плотным, что пропускал только некий эфир, так что многие считали, что Россия - это коммунистический Эльдорадо. Россия была надежной всего трудового народа, многие тогда мечтали о Ленине или держали портрет Сталина вместо Мадонны. (Как, например, главный герой рассказа сицилийского писателя Леонардо Шаша/ Lenardo Sciascia).

Мистический звук с востока удивительно влиял на общественно-политическую жизнь Европы, кажется, утопия была осуществлена в стране морозов и льда, - и там всё прекрасно. Поэтому надежды простых людей Европы на улучшение своих прав, социальные гарантии, справедливую организацию общества оказались вполне достижимыми. Все эти заманчивые слоганы усатого популиста товарища Сталина были значимы для социально неадаптированного населения европейских стран, которые вплоть до 50-х годов действительно были не адаптированны ( вспомните фильмы итальянского реализма). Они давали силы многим людям поддерживать свою борьбу за улучшение общества и отстаивать свои права. И этот механизм хорошо работал до своего пароксизма, пик которого пришёлся на "свинцовые годы" (60-е годы) с рабочими забастовками и студенческими захватами.

Кажется, русские мучились за нас.

Казалось, что последний всплеск проявление национальных стереотипов исчерпает себя в производстве анекдотов, но, к сожалению, это не так. До сих пор итальянец ест спагетти и поет под мандолину, усатый немец пьёт пиво, а русский произносит тост со стаканом водки и, выпив водку залпом, разбивает стакан. Этот последний расхожий стереотип, кстати, является причиной того, что итальянцы побаиваются приглашать русских к себе домой, переживая за сохранность своей посуды. В анекдотах главный герой решает проблемы с помощью стереотипных особенностей национального характера. Они являются фольклорными ключами к тексту, срабатывающими на всех уровнях, потому что содержат связь с реальностью, которая их питает. Стереотипы - это сорт народного лексикона, который содержит в себе наивную структуру управления информацией и структуру mass-cult`а. (Интересно будет проанализировать стереотипы русского человека, как они изменились за последние годы и из-за чего.) До 56-ого года в европейском сознании существовали три разные фигуры русского человека. Для левых - русский был герой и избранный, поскольку ежедневно участвовал в строительстве коммунизма, он являл пример на который нужно ориентироваться; для антикоммунистов - русские были настоящими дьяволами - существами без веры и готовыми уничтожить свою собственную семью ради какого-то сатанического идеала; для богемных интеллектуалов - русские были люди с большим артистическим чувством и большой культурой, стремящимся к трагичности и очень человечные. После 56-го года многие решили, что русский народ не является привилегированным, а наоборот, - наказанным и, что в конечном счёте он инструмент дьявола, но скорее всего его жертва. Неизменной фигурой в сознании европейца остаётся лишь русская богема, которая наиболее близка к архетипу русского интеллектуала, воплощённому в личностях Венечки Ерофеева и Сергея Довлатова. И именно они считаются настоящими русскими для культурных людей Европы. Последний оставшийся стереотип, который выжил после революции, в советское время и после развала Союза.

В 90-е годы стереотипы формируются на основе слухов и непосредственных контактов: все они связаны с образом "нового русского". Новый народ, который никакого отношения не имеет ни к дореволюционным, ни к советским, он возник из коррупционной системы и трагического периода 90-х. Народ, который не имеет никаких идеалов, бессовестный, материалист, опасный. Таким образом, появляется новая вереница типичных русских: бандит, мафиози, проститутка, олигарх, челнок.

Границы становятся прозрачнее - в Европу приезжают не только избранные, но совершенно разные. Так, европейцы узнали совсем других представителей русского населения из различных регионов. Итальянские женщины, движимые завистью и обидой, видят угрозу в "легком" поведении русских соперниц и организуют настоящий крестовый поход. Итальянские же мужчины переживают новый период Возрождения - становится всё больше смешанных браков итальянцев и русских. Европейцы узнают о таких странах, о которых до этого момента вообще не слышали: сказать несколько лет назад , что ты был в Киргизстане, значило вызвать такую же реакцию, как сказать, что вы недавно посетили Шамбалу.

Возникло типично итальянское любопытство - люди стали изучать совершенно новые языки и культуры, интересоваться, что нужно делать чтобы гостям было приятно и одновременно как от них избавиться, если гости становятся не comme il faut.

Начинается эпоха интеграции народов европейского континента, где все учатся узнавать немножко обо всех, где начинают возникать первые ксенофобские тенденции и многие мифы рушатся, оставляя мало пространства для сказок. В эту эпоху одни народы сталкиваются нос к носу с другими народами, о которых они имели только общие представления и на этой почве вырастает национализм, который многие считаю единственным средством для обороны своей собственной культурной идентичности.

Сегодня мы имеем дело с двумя противоположными силами, которые сталкиваются и уничтожают друг друга: с одной стороны, мы наблюдаем усилия культурных медиаторов, которые пытаются давать объективные образы наших стран; с другой, людей, пытающихся очернять новые взаимосвязи, часто с использованием старых страхов "холодной войны" и профанных стереотипов, с целью возбудить патриотическую гордость, зачастую являющуюся фальшивой. Сегодня в особенности следовало бы засунуть национальную гордость куда подальше, чтобы попытаться понять друг друга, чтобы смочь верно и по-современному интерпретировать международные интересы и проблемы и эмансипироваться от собственного микрорайона.

Об этом ещё долго придется говорить, прежде чем умолкнуть.